|
Ночь в общежитии, или Двадцать дней
19.05.2003 Я люблю ночь За то, что в ней меньше машин Я люблю дым И пепел своих папирос Я люблю кухни За то, что они хранят тайны Я люблю свой дом Но вряд ли это всерьез.... Десять тридцать. Десять тридцать – это отбой. Вставать надо в пол-шестого, так что спать. Всем спать, всем выключить свет, всем исчезнуть из поля зрения надзирательницы... во всех остальных общежитиях, огромных уродливых домах из красного кирпича сейчас тихо и пусто. Но не в маленьком белом доме с огромными пятиугольными окнами, на табличке перед которым золотыми буквами написано «Benson Hall». Бенсон разительно отличается от любых других общаг в школе – самое маленькое здание (всего 48 девчонок на двух этажах), но с самыми большими комнатами, самыми большими (на всю стену) окнами, с самым огромным и в то же удивительно уютным холлом и c самым большим соотношением количества душей, умывальников, стиральных машин и т.д. на количество человек. Короче, привилегированное место. Говорят, еще всего-то два года назад здесь могли селиться только девчонки с самыми лучшими оценками, но потом эту систему отменили, чтобы не зазнавались. Хе. И так и так я бы жила здесь – все-таки в любезно составленном администрацией рейтинге лучших учеников параллели я на втором месте из возможных двухсот двадцати. Не первом. Втором. Отличница, блин... На школьных собраниях я умираю от тоски на переднем ряду с двадцатью лучшими учениками, и гордо ношу на моей парадной форме значок в виде синего пера (странно, почему не чулка???), чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что я типа умница. Чтоб их всех, с их рейтингами и значками... единственное, чего я сейчас действительно хочу – это спать. Ну и вернуться в Россию, естественно. И осталось-то всего ничего. Всего двадцать дней. Я сижу на диване в нашем огромном холле с компьютером на коленях и пытаюсь осилить десятиминутную речь, которую мне задали написать еще две недели назад и которую я, естественно, и не начинала писать до самого-самого последнего момента. Ах да, сегодня воскресенье. Сегодня я встала, как обычно в воскресенье, в 7 утра, а перед этим почему-то легла в полтретьего... а в субботу встала, как обычно в субботу, в четыре, а перед этим почему-то легла в час... а в пятницу - тоже самое... а сегодня... у-у-у... сегодня я не знаю, когда я лягу и лягу ли вообще. Одиннадцать. Пора спать... пора спать, девочки, спать, спать... Улыбчивая девушка в домашнем халате проходит по коридорам, проверяет, все ли легли и выключили свет в комнатах. Я сижу в холле, задрав ноги на стол, на котором, против всех правил, горит лампа с желтым абажуром... как же я ненавижу этот цвет... грязно-желтый... цвет наших занавесок, стен в туалете... абажуров. Девушка... интересно, кто она такая... не видела ее раньше... наверное, она заменяет кого-то из наших обычных надзирателей... спрашивать лень... смотрит на меня, в ее глазах – немой вопрос. «Я еще посижу» - бросаю я, она кивает и уходит. Я на втором месте и считается, что уж я-то умею распоряжаться своим временем... наивные :))) а еще я - в двенадцатом классе, выпускаюсь через две недели и нам позволяют многое из того, что не позволено младшеклассникам. Такая вот мелкопоместная дедовщина, блин. А хотя – что это за военная школа, в которой нет дедовщины? Одиннадцать тридцать. Я ненавижу эту тупую речь, я ненавижу эту тупую общагу, я ненавижу эту тупую страну. Я сижу в холле в желтом свете дурацкой лампочки, а за огромными окнами творится что-то странное: каждую ночь - тихий стон ветра и стук веток в окна... я отчетливо слышу дождь, хоть и уверена, что никакого дождя нет - но пахнет дождем... и что-то размеренно стучит по крыше - и почему-то вертится, вертится у меня в голове песня Нирваны «Heart-Shaped Box». Глупость какая-то. Я уже давно не люблю Нирвану... и не слышала ни единой их песни уже, по крайней мере, год. Но – видимо, сегодня их время. Я встаю и иду в свою комнату. Там не так уж и темно, сквозь желтые занавески пробивается желтый свет из окон соседней общаги. Не такой крутой как наша - с длинными белыми коридорами, без ковров, но с зарешеченными смотровыми окошечками на дверях, точно так же, как и во всех остальных... через пять лет Бенсон, единственный уютный домик на всей территории, снесут и построят еще один, типовой... тюрьмообразный... и вот тогда здесь будет совсем нечего делать. Но пока он стоит, здесь еще можно жить. Я быстро нахожу в куче сидюков двойной диск с Нирваной, и отправляюсь обратно в холл. Надзирательница давно уже легла спать, равно как и большинство девчонок, так что я, в принципе, могу остаться в комнате, да еще и включить тут свет, но тогда проснется Майя и начнет ворчать, что ей нужен здоровый сон... Она в рейтинге лучших учеников шестнадцатая, место свое очень ценит и не понимает, как я вообще могу не делать домашние задания, опаздывать на все без исключения уроки и не спать ночами, сидя в холле - слушая дождь, которого нет... или старую полузабытую группу, песня которой вдруг пришла на ум. Я сижу в темном холле, и у меня с ресниц сухой коричневой пылью осыпается тушь. Двенадцать. Вот уже и понедельник, а я в своей речи не сдвинулась ни на шаг: у меня написано вступление, довольно дерьмовенькое, но все же вступление, так что все, что мне осталось – это всего лишь сама по себе речь. Нормально. Как раз к шести утра, к побудке, закончу. Шутка. Не смешная. Особенно если учесть, что хоть побудка и в шесть, если я хочу попасть в душ, вставать придется в пол-шестого. Если я хочу попасть в душ без очереди, то в пять. Я спускаю ноги на пол, встаю с диванчика и иду купить себе бутылку пепси-колы. Вообще-то ночью это запрещено, так как автомат издает жуткий грохот и будит всех в округе, но мне мысль об этом даже доставляет какое-то садистское удовольствие. Я ненавижу пепси-колу, но считается, что она содержит кофеин, уж не знаю, сколько... А кофеин мне сейчас нужен... ой, а как он мне будет нужен завтра :)))) Первый же глоток коричневой гадости убеждает меня в том, что критическое содержание орто-фосфорной кислоты и прочих химикатов в моем организме уже давным-давно достигнуто. Вместо приторной сладости я чувствую горечь и отчетливый привкус клея, но никак на это не реагирую. Обычное дело. Пепси-кола. Двенадцать тридцать. «Хе... привет сумасшедшим русским! Опять не спим?» Неожиданно приходит месседж от Сьюзи, моей бывшей соседки по комнате. Она тоже ночная птица и мы с ней не раз вместе дотягивали до момента, когда из своих комнат вылезают заспанные девчонки, из тех, что встают на час раньше всех с тем, чтобы первыми влезть в душ. Мы говорили им «спокойной ночи» и демонстративно шли спать. Когда-то это считалось хорошим приколом... Ну здесь и приколы, в самом деле. И все равно, в этом была какая-то своя прелесть – пойти лечь спать в пять утра, с тем, чтобы проснуться в шесть с общей побудкой... когда-то у нас были силы на такие подвиги семь дней в неделю... пока Калвер нас не сломал и не растер в мелкую пыль. «Ага. Речь паршивая... А у тебя что?» «А, наша сволочь опять задала эссе на тему, в которой она сама не разбирается, а от нас что-то хочет. А какого черта ты опять торчишь в холле?» «Майя» «Опять боснийская принцесса выпендривается?» «Ага.» «И не скучно тебе? ...хочешь, я спущусь?» «А ты сама – хочешь?» «Если честно... то нет. у меня кровать теплая...» «...А у меня диван холодный. Оставайся , а то вдвоем мы тут вообще никогда не закончим.» Конец связи... да... в прошлом году мы не ложились спать потому, что это было прикольно, потому, что нам было о чем поговорить, потому, что... потому что! В этом же году мы не ложимся, потому что делаем домашнюю работу. Даже Сьюзи, которая в этом идиотском рейтинге занимает почетное двухсотое место – пишет эссе по американской литературе... Нет, Сьюзи, мне не скучно. Мне хорошо... Завтра будет плохо... очень плохо... но сейчас – я сижу в пустом холле, таращусь в экран компьютера и слушаю завывания Курта Кобейна вперемешку со стуком ветвей и шумом дождя, которого нет. Наверху, в комнате на втором этаже, обложенная подушками, сидит Сьюзи и, могу поспорить, слушает Радиохед, покачивая в такт головой и нервно ероша короткие черно-красные волосы. Ни я, ни она не делаем домашнее задание... И я, и она больше всего на свете хотим лечь и уснуть, потому что иначе завтрашнее утро превратится в ад... но одновременно с этим мы не хотим ложиться и терять такую ночь. А еще – мы обе хотим домой. Двадцать дней. Еще двадцать дней. Час ночи. Хе... я все-таки ошибалась насчет надзирательницы... или она не спала, или же я ее разбудила своей пепси-колой, но факт остается фактом: ближе к часу ночи она осторожненько попыталась загнать меня в кровать, но так как я еще и не приступила к основной части моей речи, я была непреклонна. «Что вы, мэм, я же никому не мешаю, все спят... Да не хочу я спать.. совсем не хочу!!! И завтра не захочу!!! Да и вообще, я сегодня весь день спала, надоело уже!» Последнее – наглая ложь. Последний раз я «спала весь день» (читай, аж до девяти утра) два месяца назад, когда заболела какой-то очень интересной формой гриппа так, что меня беспробудно глючило два дня подряд, а в редких перерывах между глюками я порывалась упасть в обморок. Один раз я все-таки ухитрилась это сделать, причем еще и в довольно оригинальном месте – в душе. Но это неважно, главное – то, что в тех пор больше шести часов подряд поспать удавалось редко, а сегодня... о-о-о... сегодня будет хорошо, если мне достанется хотя бы три. Но я не жалуюсь... потому, что если бы я действительно хотела спать, я бы написала эту дурную речь еще в субботу, и не сидела бы сейчас в холле, а спала, как все нормальные люди. Но я-то сижу здесь, размазывая под глазами коричневые разводы, и... вместо того, чтобы писать речь, пишу о том, какая я дура. Мне это, если честно... нравится. Такое вот извращенное удовольствие. I don’t like them But I can pretend My sun is gone But I have a light My day is done But I’m having fun I think I’m dumb Or maybe just happy Think I’m just happy. Да и вообще я извращенка... как там сказала Сьюзи? Сумасшедшая русская?… Крейзи рашан? Вот именно, крейзи рашан. Точное определение. Час тридцать. Наверное, наступило время для того, чтобы начать-таки писать мою речь... или... хотя бы, попробовать. Два часа. Как же я устала. Мне очень нужна еще одна бутылка клея и орто-фосфорной кислоты, но теперь я уже не хочу шуметь... все-таки два часа – это время... ну, не раннее. Даже Сьюзи, наверное, уже легла... Даже надзирательница задремала у себя в кресле... даже я начинаю клевать носом. РиалПлейер самовольно сменил пластинку и теперь у меня в наушниках орет Рамштайн... я не против. Мне даже нравится. Два часа - это их время. Только в это время ночи их можно на самом деле слушать, наслаждаться мелодией, вслушиваться в слова :))) Der letzte Kuss ist so lang her Der letzte Kuss Er erinnert sich nicht mehr Вот такое у меня романтичное настроение... совсем с ума сбрендила, наверное... Два тридцать. Совсем замерзла, затекла и проголодалась. Подумала, сходила в комнату, взяла хорошее красное яблоко и съела его с хрустом и чавканьем. Какая разница? Неужели кто-то слушает? Или смотрит? Интересно, дотяну ли я до трех? Вряд ли... я уже с трудом соображаю, что к чему... сломанная и растертая в мелкую пыль... странно вообще, что я и до стольки продержалась... Кстати, интересно: ради чего? На самом деле. Речь писать я так и не начала... ну, то есть, начала, но не более того. Завтра меня ждет сокрушительный позор... ну, бывает. На самом деле, и не через такое проходили - а спать... спать – мелочи. Это еще не самый худший способ издеваться над организмом. На самом деле. Теперь в наушниках бумкает удивительная, но мало кому известная французская группа Noir Désir... И какая же красивая песня... Attends-toi à c'que je me traîne A tes pieds, Laura, en attendant je sais Que le jour viendra, où je pourrai en mourir de rire Романтичное настроение крепчает... какие уж тут речи... спать пора.... спать... Три часа. *Она, честно, хотела что-то написать к трем часам, но к этому времени она уже не выдержала и, наверное, умерла...по крайней мере, на Земле ее не было. А ровно через три часа она ожила от пронзительного верещания будильника, выматерилась на себя и на будильник (на будильник – по-английски, на себя – по-русски), и пошла занимать очередь в душ. Начинался новый день... Такой же, как и вчера, с одним лишь отличием – теперь ей оставалось на один день меньше до выпускного. И лишь девятнадцать дней до приезда в Россию.* Уже не двадцать, а девятнадцать. Всего девятнадцать дней. *На всякий случай: все песни, процитированные выше – заимствованы. Были использованы отрывки из песен «Ночь» (Кино), «Dumb» (Nirvana), «Nebel» (Rammstein) и «Appartement» (Noir Désir)* домой! На главную страницу рассказов Напишите мне |